Интервью

Народная дипломатия

2009·Учительская газета

Способность к установлению и поддержанию общности между людьми разных национальностей и вероисповеданий называется толерантностью. Директор Федерального института развития образования профессор Александр Асмолов изучает вопрос о возможности воспитания в нашей стране в людях терпимости и приверженности культурному плюрализму давно. Он стал инициатором и научным руководителем федеральной целевой программы «Формирование установок толерантного сознания и профилактика экстремизма в российском обществе». Идеология толерантности — плод совместного труда с коллегами из разных научных институтов. Сегодня наработан уникальный методологический опыт. Если норма цивилизации — толерантность не станет реальностью, страна столкнется с очень тяжелыми проблемами, считает Асмолов. При этом он уточняет: «Толерантность — это баланс интересов и в экономике, и в политике. Это основа возможности диалога и согласия разных мировоззрений и культур. Вне контекста системы координат толерантности невозможно образование».

Александр Григорьевич, вы не раз заявляли, что толерантность — это идеология открытого общества.

— К сожалению, надежды на снижение конфликтности в международных отношениях к концу XX столетия не оправдались. В 90-е годы все стали свидетелями ужесточения мировой политики, стремления устранять противоречия с позиции силы. Вместе с тем все более очевидна потребность общества в политике, основанной на иных принципах, в политике взаимопонимания между странами и регионами. Именно от нашей страны, от нашей дипломатии многие ждут таких инициатив.

Я считаю крайне важным, что сегодня мы можем обсуждать вопрос о том, что любые декларации уйдут в зыбучие пески, если не встретят понимания того, что толерантность должна стать действительной основой проектирования мира.

— Наверное, все современные нации в культурном, религиозном и политическом отношении более плюралистичны, чем традиционные сообщества, которые сохраняли свое единство за счет фундаментальных традиций в культуре или религии?

— Культурный и религиозный плюрализм, развившийся в западном мире, особенно среди англосаксов, вызвал к жизни толерантность, необходимую для установления общности в условиях плюрализма. Толерантность была, с одной стороны, необходимым побочным продуктом этого плюрализма, а с другой — условием его дальнейшего развития.

Решающей главой в истории толерантности явился кромвелевский период английской истории XVII века. В то время среди различных пуританских сект, входивших в армию Кромвеля, только индепенденты и левеллеры были заинтересованы в свободе и терпимости. Согласно их взглядам ни одно убеждение не может быть настолько непогрешимым, чтобы ему в жертву можно было принести другие убеждения, существующие в сообществе. Джон Солтмарш, один из видных защитников толерантности в эпоху Кромвеля, говорил: «Твои доводы будут столь же темны для меня, как мои доводы для тебя, пока Господь не откроет нам глаза».

В целом толерантность была установлена как в Англии, так и в Америке не столько в качестве идеального принципа, сколько по необходимости — когда было разрушено монолитное единство общества. Оказалось, что в обществе будет больше мира, если не пытаться навязывать ему сверху религиозного единства.

Примечательно, что проблема толерантности впервые возникла в западной цивилизации именно на религиозном уровне, а религиозная толерантность положила начало всем другим свободам, которые были достигнуты в свободном обществе.

— Но некоторые полагают, что нет ничего труднее, чем быть терпимым в отношении людей, придерживающихся иных религиозных убеждений.

— Это суждение зиждется на допущении, что религия в основе своей фанатична, и это отчасти верно в том смысле, что религия означает всецелую самоотдачу личности. В идеале вера должна порождать милосердие, а не фанатизм, поскольку она приводит к сопоставлению фрагментарных и ограниченных ценностей с абсолютным и божественным. Однако на деле религиозный человек может легко впасть в соблазн «освящения» своих ограниченных ценностей светом того абсолюта, которому он предан, и при этом еще призвать в союзники Бога. Так что религия иногда может содействовать углублению и ужесточению фанатизма, каким бы он ни был — культурным, государственным или этническим.

Эпоха Просвещения, которую часто наделяют духом толерантности, породила очень опасный якобинский фанатизм рационалистического типа. Единственным видным представителем толерантности в ту эпоху был Вольтер. Ему приписывают изречение: «Я не согласен с тем, что вы говорите, но пожертвую своей жизнью, защищая ваше право высказывать собственное мнение» — афоризм, в котором выражена классическая теория толерантности. Взгляды Вольтера сложились, когда он наблюдал за событиями в Англии, где в условиях религиозного плюрализма и религиозной толерантности был достигнут гражданский мир и установилась общая атмосфера милосердия.

— Фактически любое убеждение — религиозное, политическое или культурное — может привести к нетерпимости?

— Да, если не остается никакого сомнения в непогрешимости идей, в которые мы верим, и в ложности тех взглядов, которые нами оспариваются. Политическая свобода предполагает, что мы в достаточной степени доверяем нашим политическим оппонентам, чтобы позволить им организоваться, провести выборную кампанию и сформировать новое правительство. Экономическая свобода предполагает терпимость к конкурирующим экономическим интересам. Конкуренция способствует образованию более гармоничного сообщества и стимулирует инициативу индивидов и социальных групп.

Толерантность — это норма жизни в мире многообразия (diversity), это признание одним субъектом безусловной ценности другого субъекта. Но хочу предостеречь от сведения понятия «толерантность» всего лишь к терпимости. Мало «терпеть» и мириться с фактом инакомыслия другого, с его принадлежностью к иной расе, нации, конфессии. В основе толерантности — труд постановки себя на место другого. Вот почему в этическом плане критериями толерантного поведения выступает умение сострадать и, что еще важнее, сорадоваться ближнему. Главным же актом толерантного поведения служит вступление в контакт даже с тем, кто вызывает опасение.

— Но почему-то человеку порой более свойственно уничтожать, а не познавать другого.

— К несчастью, много легче, описывая феноменологию интолерантности, указать: «Здесь горе, здесь боль, здесь экстремизм, расизм, ксенофобия!» В языке зафиксировано много явлений, представляющих полюс массового сознания, противоположный толерантности. Не нужно обладать рентгеновским аппаратом, чтобы заметить, как разгораются в современном мире конфликты (Афганистан, Чечня, Ближний Восток), несмотря на призывы к любви и согласию. Очаги этих конфликтов, подобно Белфасту и Ольстеру, превращаются в устойчивые исторические константы и, как действующие вулканы, постоянно таят в себе угрозу.

Фанатизм, который мы видим в знаменитом фильме Михаила Ромма «Обыкновенный фашизм», — наиболее страшный, нашедший отражение в искусстве, однако наименее изученный антипод толерантности. Нам спокойнее прятать этот термин в учебники истории Средних веков, но фанатизм, как мы убедились 11 сентября 2001 года, не только характеристика прошлого. Мы должны обратиться к истокам этого явления, если хотим прогнозировать будущую социокультурную динамику. Истоки его не только в тоталитарных системах, но и в доме, в семье.

— Все же и в политике, и в истории культуры можно проследить две линии, развивавшиеся параллельно, — интолерантного и толерантного стилей жизни. Каковы ситуации, в которых люди всегда выступали как носители ценностей толерантности?

— Безусловно, это ситуации посредничества. Фигура посредника между мирами, готовыми столкнуться, — ключевая в историко-культурном развитии человечества. Одним из социальных институтов толерантности могла бы стать дипломатия.

Если рассматривать методологию, которая стоит за разработками проблем толерантности, то можно определить низкую когнитивную сложность ригидного сознания носителей интолерантных установок.

В XIX-XX веках мы все более проникались дарвинистским, марксистским, фрейдистским видением мира. Видением, нашедшим методологическое обоснование в концепции бинарных оппозиций Клода Леви-Строса. Благодаря этому понимание развития — истории различных биологических, социальных, политических систем — однозначно связано у многих с идеей конфликта. Суть такого развития дана в иронической формуле Карла Раймунда Поппера, автора книги «Открытое общество и его враги»: «выживает выживший».

И все политические партии сейчас делятся на два вида: «партии ответов» и «партии вопросов». Первые знают все: куда идти, как и, главное, против кого. Однако и другие партии, имеющие либеральную ориентацию (которые, по сути, должны быть связаны с ценностями толерантности), на политическом уровне остаются пленниками двоичного, «черно-белого», сознания.

Разумеется, я не собираюсь отрицать конструктивность «конфликтологических» теорий. Их возникновение имело и экономические, и социальные, и психологические предпосылки. Просто мы оказались под гипнозом одних концепций и долго не хотели замечать иные, например, концепцию симбиотического развития. Между тем уже Петр Кропоткин сто лет назад говорил об этом в книге «Взаимная помощь как фактор эволюции».

Создание полноценной динамической картины развития предполагает как внимание к многообразию реальности, так и учет закономерной вариативности ее интерпретаций. Вот что должно лечь в основу идеологии открытого общества — в основу идеологии толерантности.

— С помощью каких же конкретных технологий установки толерантности способны ослабить позиции тоталитарных стереотипов?

— Я, как руководитель проекта «Университетский ресурсный центр практической психологии и педагогики толерантности», вижу основной путь в подготовке специалистов для обучения детей и взрослых правилам кооперации. Важная роль в этом деле отводится СМИ, а также разработке специальных тренинговых программ.

Наша цель состоит в том, чтобы «культура достоинства» пришла на смену «культуре полезности». Но без постановки практических задач проблема толерантности рискует обернуться простой демагогией. Мы разработали и уже активно апробируем конкретные технологии формирования толерантного сознания в школах, в том числе Подмосковья.